— Он уехал, — Джо все всхлипывала. "И потом тоже…Иосиф говорил, что, если бы тут евреев брали в армию, как в Америке — он бы тоже пошел".
— Уехал, потому что надо так, — спокойно ответила Марта. "Твой отец — тоже ездит, сама знаешь. Однако я под первого встречного, — она поморщилась, — не ложусь. Хотя, — Марта покачала носом атласной туфли, — предложений много, скрывать не буду. А если в армию твой муж пойдет, — хотя на это надежды мало, тут все-таки не Америка, — тоже потерпишь".
— Это мы говорим у алтаря: "в горе и радости". А у вас в ктубе, что на стене в гостиной висит, написано: ""Будь мне женой согласно вере и закону Моше и Израиля — а я буду работать, чтобы зарабатывать на нужды дома, и почитать тебя. Дам тебе пропитание и всяческую поддержку по обычаю мужей израильских, работающих и почитающих жен своих и дающих им пропитание и всяческую поддержку по правде". Иосиф, что, не делает этого? — Марта обвела рукой уютный, красивый особняк, расцветающие розы в саду, и взяла руку падчерицы: "Джо, милая, не надо. Не надо так, он же любит тебя, Иосиф, и ты его тоже. А этот…, - Марта поморщилась и вспомнила тихий голос Теодора.
Горел камин, между ними, на круглом, выложенном мозаикой столике, стояла бутылка бургундского вина.
— Ева Горовиц, — Теодор затянулся сигарой, — разум потеряла, Марта. После того урагана, где аббат Пьетро погиб. И мальчика рожала — уже не в себе была. А что маленький Пьетро на меня похож, так мы с аббатом кузены были, сама знаешь. Серые глаза — это в Еву у него, у аббата зеленые были, ты же помнишь.
— Да, — Марта выпила вина и повертела в руках бокал. "Судаков этот, Исаак, — тоже после того урагана умер. Странно все это. А твой брат, — поинтересовалась Марта, — тоже Еву Горовиц знал?
— На улице видел, — она заметила, как Теодор отвел взгляд. Марта, помолчав, поворошив дрова в камине, повторила: "Странно".
Джо достала из-за корсета платок, и вытерла лицо: "Мне Иосифу все надо рассказать, как он вернется. А потом пусть он сам решает. Только ведь… — она побледнела, — он все равно сюда придет, рав Судаков, он еще не скоро уезжает, он говорил…"
Марта прижала ее к себе и покачала: "Иосифу ничего говорить не надо, милая. Просто, — она улыбнулась, — как приедет он, сходи в эту вашу микву, забирайте детей и уезжайте в деревню. У вас же домик там есть. Побудьте вместе, — Марта нежно улыбнулась. Джо подумала: "Господи, как я рада за папу. Как хорошо, что у него теперь Марта есть, и Элизабет".
— Мы тоже как были в Англии, — женщина подмигнула падчерице, — с твоим отцом в Озерный край ездили. Она подняла бронзовую бровь: "Рыбу там ловили. А рав Судаков быстро отсюда уедет, это я тебе обещаю. И более не вернется".
Элизабет высунула белокурую, растрепанную голову из окна спальни: "Мама, сестричка, Элишева проснулась, к нам пришла. Вы посидите, мы с Давидом с ней поиграем".
— Спасибо, — улыбнулась Марта, и пожала сильную руку падчерицы: "Все будет хорошо".
Степан оглянулся, и, нащупав в кармане записку, сверился с ней.
— Правильно, — пробормотал он, — это здесь. Какие у нас женщины в Амстердаме, оказывается, страстные — он усмехнулся, — сами мне пишут. Вот и посмотрим, кто это, — он остановился перед выходящим на канал Принсенграхт постоялым двором, — развлечемся. А потом встретимся с госпожой Мендес де Кардозо, — он облизал губы. Обойдя здание, — во дворе никого не было, — он три раза постучал в неприметную дверь.
Он увидел ту, что стояла на пороге — в шелковом, низко вырезанном платье цвета старого золота, с распущенными по плечам бронзовыми волосами. Степан недоуменно спросил: "Вы…"
— Простите меня, — женщина, опустив зеленые глаза, комкала в руках платок. "Я сама не знаю, что со мной, рав Судаков…., Я и не думала, что вы придете….- она сглотнула и покраснела: "Вы должны меня презирать. Это грех, большой грех, но с тех пор, как я вас увидела, — она поднесла пальцы к виску и пошатнулась, — я только о вас и думаю. Уходите, пожалуйста, не мучайте меня, — взмолилась женщина. Он, наклонившись, вдыхая запах жасмина, покачал головой: "Я останусь, Марта".
Он легко поднял ее на руки и внес в какую-то дверь. Женщина обнимала его, мотая головой, шепча что-то. Потом он услышал, как рвется шелк ее юбок, почувствовал под пальцами что-то нежное, горячее. Она вдруг, попытавшись высвободиться из его объятий, громко крикнула: "Нет, нет, я не хочу, нет! Оставьте меня, пустите!"
— Поздно, — пробормотал Степан, прижимая ее к стене, раздвигая ноги. "Поздно, Марта!"
— Нет! — завизжала она. Быстро, неуловимо наклонившись, женщина достала что-то из-за чулка.
Прямо над его ухом прогремел выстрел, запахло порохом, раздался треск дерева. Он, обернувшись, услышал холодный голос: "Извольте объясниться, господин, — что вы намеревались сделать с этой бедной женщиной?"
Марта, стягивая разошедшийся корсет, рыдая, подобрала с пола пистолет. Она упала на грудь сухощавому мужчине в форме офицера городской охраны. За ним стояли еще двое.
— Вовремя мы мимо проходили, господа. Все ясно, — сказал мужчина, оглядывая комнату. "Ваши бумаги, пожалуйста, — обратился он к Марте.
Та, всхлипывая, сняла с запястья бархатный мешочек. Марта протянула его офицеру, вытирая крупные слезы, что катились по ее щекам: "Меня заманили в этот притон, ваша честь. Я получила записку, от него, — женщина протянула палец в сторону Степана, — я слышала его в синагоге, потом мы познакомились, и вот…, - она вытащила из-за корсета скомканный листок бумаги.
— Обещаете рассказать о Святой Земле, рав Судаков, — хмыкнул офицер. "Прямо с порога, я вижу, начали рассказывать, — он со значением взглянул на Степана. Тот, покраснев, отвернувшись — стал приводить в порядок свою одежду.
— Я ничего такого не писал, — сказал он, справившись с собой, раздув ноздри. "Сучка, какая сучка, — пронеслось у него в голове. "Господи, только бы до синагоги это не дошло". "Эта она, — Степан вскинул голову, — она меня сюда заманила. Вот ее письмо, — он порылся в кармане.
— Это не мой почерк, — Марта широко раскрыла заплаканные, зеленые глаза. "Не мой, господин офицер, — она присела к столу и быстро что-то написала. "Вот, сличите. И заставьте его, — нежный палец опять указал на Степана, — пусть он тоже даст вам образец своего почерка".
Охранник подтолкнул его к столу. Наклонившись над бумагами, он усмехнулся: "Госпожа Холланд говорит правду, рав Судаков. Не знаю, что за дама послала вам эту записку, но понятно, что не она. Не отпирайтесь, видно, что это, — он положил руку на стол, — писали вы". Офицер кивнул патрулю: "Налицо попытка изнасилования. В нашем городе такое с рук не спускают. Никому, — он посмотрел на Степана.